Наши в Косово

Я предвидел события, которые произошли в Косово, готовился к ним, подготовил загранпаспорт. Поддерживал связь с людьми, как и я, воевавшими в Боснии, которые также в случае необходимости готовы были выехать на Балканы. Через два дня после начала натовской агрессии я уже оформил визу, но выехать сразу же не мог по вполне прозаической причине - не было денег на билет. А еще нужно было оставить хоть какую-то сумму семье.
     Но деньги я все же нашел. Посодействовало мне в этом одно частное лицо, далекое от политики. Мы выехали вдвоем с моим другом, сослуживцем по Боснии. Мы боялись, что Болгария, Румыния и Венгрия вот-вот закроют границы, со дня на день начнется натовское вторжение, и мы можем опоздать. До югославской границы мы добрались без особых проблем. Но на границе…
     
     Югославские пограничные полицейские посмотрели на наши визы и сказали, что граница закрыта и мы должны возвращаться назад. Мы им: "Братья! Мы за вас воевать приехали, через три границы добирались, кучу денег потратили!" А они с каменными мордами - нет, и все. И визы наши аннулировали. Ну что делать, вернулись мы в Софию, пошли к югославскому консулу. Мы ему показали документы, подтверждавшие наше участие в боснийской войне. Консул был поражен: " Так вы диверсанты? В отряде "Белые волки" служили? И вас не пропускают?" И он тут же при нас принялся звонить в Белград, с кем - то даже ругался. И, наконец, через три дня, окончательно потеряв надежду попасть в Косово, мы все- таки границу пересекли.
     

     
     И вот мы в Белграде. Эйфория первых дней войны прошла, и доминирующее настроение сербской столицы - тревога и страх. Паники в городе не наблюдалось, и во всем чувствовалась готовность сербов сражаться до конца. Мы пришли по указанному нам в Софии адресу, и нас отправили на мобилизационный пункт ЮНА. В казармах мы встретили человек пятьдесят русских добровольцев, которые прибыли несколько раньше. Они опередили нас на два дня и успели пройти границу без особых проблем. Нам выдали форму, экипировку, все, правда, ношеное, ботинок не дали вовсе. Это вообще какая - то особенность ЮНА. Склады забиты обувью, но заставить каптерщиков ее выдать - невозможно. В лучшем случае, путем невероятных трудов, можно выбить ботинки б/у, но и это непросто. Нам вот не удалось.
     Первоначально мы оказались в подразделении ПВО, что в косовском городе Дриннице. Нашей задачей была охрана позиций зенитчиков, а иногда нас привлекали и для охраны дорог и других объектов. Скучать нам не приходилось, поскольку за зенитчиками охотились не только натовские самолеты. Албанские бандиты были очень активны. А однажды нам пришлось вступить в бой с действительно сильным и опасным противником. Наше руководство было убеждено, что это натовский спецназ, скорее всего, британский САС.
     Трое наших бойцов - двое русских и серб - патрулировали окрестные позиции и брошенное село и попали в засаду. Я в этот момент находился около штаба. Когда мы услышали звуки боя, командир части, подполковник, собрал всех, кто был рядом - человек тридцать, и повел на выручку. Когда мы приблизились к лесу, по нам ударили с опушки. Мы открыли ответный огонь. Командир выстроил нас в подобие стрелковой цепи, и кое-как мы до опушки добрались. Противник отошел в глубь леса, продолжая отстреливаться. Тут нам навстречу выскочили Славка и Боцман - попавшие в засаду бойцы, которым мы шли на выручку. Им кричали, причем по-русски: "Сдавайтесь, руки вверх!" Ребята, расстреливая последние патроны, рванулись напролом и выскочили к нам. В этот момент противник стал отходить - как-то слишком поспешно. Мы также поспешно рванули за ним, выскочили на прогалину и попали под перекрестный огонь. Лесочек накрыли огнем, и мы смогли выбраться. У нас было двое убитых и двое раненых.
     Вскоре нам удалось перевестись в разведроту 37-й мотострелковой бригады. Здесь служба была несколько повеселее. Наша бригада входила в третью линию обороны Косово. Кроме обороны края от внешнего вторжения, нашей задачей была и борьба с шиптарскими бандами.    
     

     
     Шиптары - самоназвание, в переводе оно означает - настоящие, правильные люди. Своими нравами, традициями и даже внешне они очень здорово похожи на наших чеченцев. Этим сходство не исчерпывается. Бандиты создали в Косово целую сеть тайных баз, бункеров, складов оружия и продуктов. Как правило, в каждой банде был авианаводчик, который по спутниковой связи наводил самолеты на цели. Несколько раз, когда нам удавалось здорово прижать шиптаров, они вызывали на выручку натовскую авиацию. На стороне шинтаров воевало не мало чеченцев. Один русский доброволец, служивший в военной полиции, родом с Северного Кавказа, рассказал мне, как однажды целую ночь переругивался с "нохчами" в радиоэфире. Шиптары минируют дороги, устраивают засады, нападают на мирное сербское население, но с воинскими частями предпочитают в бой не вступать. Но почти каждое утро слышишь сообщения типа: обстреляли трактор, на котором ехало семеро сербов. Шестеро были убиты, седьмого шиптары пытали, а потом посадили на кол у дороги. Албанцы жестоко обращались не только с сербами, но и с соплеменниками. Село Васильево было превращено шиптарами в мощный укрепрайон, все подступы к нему были заминированы. Мы начали штурм, шиптары стремились, не принимая бой, уйти в горы. Но село окружали минные поля, ими же поставленные. Тогда они погнали на мины впереди себя своих детей и женщин. Так и вышли.
     А вот когда четверо сербских солдат расстреляли шестерых шиптаров, то на следующий день они были арестованы военной полицией, а еще через два дня осуждены военным судом - получили от десяти до пятнадцати лет.
     
     

     
     А вот чеченской храбрости у албанцев нет. В основном они трусоваты, контактного боя не выносят, тут же отступают. Основным способом борьбы с бандитами было блокирование каких - то районов, а затем их прочесывание. На мой взгляд, это не самый эффективный метод борьбы с партизанами. Иногда им удавалось просочиться между нашими боевыми порядками. Так, скорее всего, и произошло, когда при прочесывании леса нашему отделению был выделен фронт сто пятьдесят метров. Выхожу на прогалину, вижу - на другом ее конце Славка, застыл, как сеттер, и руку поднял вверх: "Внимание!" Меня увидел и знаками показывает: "Там противник! Идти к тебе?" Он мне: "Стой, я их на тебя выгоню". Дал очередь и сразу назад. Тут же по нему несколько автоматов ударило. У бандитов были китайские автоматы, а они заметно отличаются по звуку от югославских "калашниковых". Слышу, кто-то ломится по кустарнику в мою сторону. Потом звуки стихли. Послышался стон, видимо, Славка кого-то зацепил. Сделал несколько шагов вперед и вижу: около десятка мужиков лежат, тесно привалившись, друг к другу. Меня увидели, вскакивают, руки поднимают, кричат: "Мы гражданские, мы гражданские!" Я крикнул Славке, чтобы сюда шел. А сам их рассматриваю: они в цивильном, и на ногах кроссовки белоснежные. Славка подошел, сразу в один из кустов сунулся, вытаскивает куртку камуфлированную, а на рукаве шеврон "УЧК" - "Чье это?" - "Не наше, тут четыре бандита были, они по вам стреляли, куртку бросили и убежали". Тут подошли ребята, мы нашли еще китайскую версию СКС и четыре автоматных магазина с патронами. Отконвоировали мы их на дорогу и передали полиции. Похоже, что наше начальство само не ожидало такого результата.

     
     На нас постоянно обрушивалось такое количество любви и всяческого внимания, что нам приходилось скрывать свою национальность. Но это было весьма сложно. Стоило произнести одно слово, как тебя уже вычислили: "Рус! Он рус!" И все лезут к тебе поговорить и рассказать о том, как они любят русских. Очень часто разговор касался позиции руководства России и ее причин. Меня спрашивали: "Правда ли, что Ельцин - хорват?" "Да" говорю. "Католик?" - "Католик". Следует горестное восклицание, напоминающее всхлип. "И Черномырдин хорват?" - "И Черномырдин".- "И Иванов?" - "И Иванов". "О-о-о! Почему же у вас так много хорватов?" "А кто знает?" - я воздеваю руки вверх, как это принято у сербов, и в ответ звучит долгий заунывный стон.
     Русских воевало очень много - почти в каждом подразделении были наши добровольцы. Одна группа действовала на самой границе, очень дерзко и решительно. Они ходили и в Албанию, атаковали американцев. Те вызвали на помощь вертолеты. А наши сбили один "Апач" из "Зори" - сербского варианта нашего РПГ "Муха". Около города Юница, где были жесточайшие бои, действовал еще один наш отряд из десяти человек, тоже очень дерзко и отважно. Один из его бойцов был ранен двенадцатью осколками. Шиптары подобрались к нему и бросили гранату. Доброволец сумел встать и застрелить двоих бандитов.
     

     
     Почти каждый день мы с удовольствием слушали "Голос Америки", с чувством глубокого удовлетворения внимая бесконечным перечислениям уничтоженной югославской техники. Недалеко от нас, в селе Марьино, стоял танковый батальон. Из ящиков и других подручных средств танкисты изготавливали "танковые колонны", танки в капонирах, зенитные установки и отдельные автомобили. Натовцы их исправно утюжили бомбами, но ни одного настоящего танка не уничтожили.
     Тем не менее натовские бомбы все же достигали цели. Между Глогавацем и Косовска Митровице была огромная птицефабрика. "Америкосы" так дали по ней, что в буквальном смысле перья полетели. Страшное это было зрелище - десятки тысяч птичьих трупиков, а среди них, в лужах крови, тела птичниц. Там ведь одни женщины работали. Так бомбило НАТО.
     Но вообще: столько у натовцев было самолетов и такая низкая эффективность! Думаю, если на таком клочке земли они ничего не могли поделать, то нам их вообще бояться нечего.      
     

     
     Сообщение о мире было встречено довольно противоречиво. С одной стороны, сербам было горько оставлять кусок своей земли, за который они сражались, который полили своей кровью, оставлять свои храмы и монастыри. С другой стороны, была радость, что закончились бомбежки, что они живы и смогут вернуться домой, к своим семьям. Наша бригада уходила одной из последних. На обочинах дорог прощались со своей армией сербы, решившие остаться в Косово. Они приветствовали нас цветами, вскидывали три пальца: "Во имя Отца и Сына и Святаго Духа". В глазах людей стояли слезы. Было ужасно стыдно уходить и оставлять этих людей на растерзание албанским и натовским бандитам. Когда нас вывели из Косово, то прежде чем демобилизовать, четыре дня промурыжили в казармах, это было особенно тяжело. Еще с Советской Армии у меня стойкое отвращение к казармам. Один раз даже пытались выгнать меня на строевую подготовку. Уговаривали нас остаться контрактниками, обещая "добру плату". Славка просто рассвирепел: "Какая "добрая плата", вы нам даже ботинок выдать не могли!" Вернулся в Москву и только здесь почувствовал, как я устал. Я уже неделю дома и никак не могу прийти в себя. Если, не дай Бог, заполыхает Воеводина, я вновь поеду в Югославию. И почему-то у меня есть твердая уверенность, что сербы вернутся в Косово. Как победители.